воскресенье, 28 февраля 2016 г.

Сказка о потерянном клиторе

Название звучит несколько иронично, но тема, которую я поднимаю в этой публикации, весьма серьезна. Связь феномена телесности и власти сегодня вряд ли у кого-то может вызвать сомнения. В свое время М.Фуко указывал, что тело в эпоху Нового времени становится проводником этого властного дискурса. Собственно, по мысли М.Фуко оно всегда таковым и являлось – власть в буквальном смысле воздействовала на тело физически, утверждая себя. Только с XVIII века воздействие становится все более изощренным и, возможно, не столь очевидным широким массам. Хирургическое вмешательство, массовый спорт, медицинские осмотры – все это буквально пронизывает жизнь человека и развивается по нарастающей, начиная с XIX века. В тоталитарных государствах ХХ века эти методы достигают своего апогея. Сегодня мы не стали свободнее, а власть все также пытается контролировать телесность, используя куда более изощренные методы.

О стремлении власти подчинить себе тело написано много. Причем речь идет не только о научных текстах. Усиление влияния феминистской критики актуализировало гендерный анализ художественного текста, что в свою очередь вывело на авансцену научной и художественной рефлексии проблему феминности и маскулинности в современном обществе. Одной из центральных тем феминистских текстов становится тема клиторального обрезания. В этой теме воедино сливаются сразу две научные проблемы – это феминистская критика и сам по себе феминистский научный дискурс с одной стороны и проблема  давления власти на личность – с другой. Остановимся на нескольких наиболее показательных образцах. Так автобиографический текст сенегальского автора Хади «Искалеченная» повествует о женщине из сельской глубинки и поднимает эту мрачную проблему – по сути, настоящую трагедию, – которую по сей день переживает до двух миллионов девочек. Тема домашнего насилия подается здесь совершенно буднично. 

Хади описывает повседневность Сенегала в спокойной повествовательной манере, избегая нагнетания страстей. Текст сложно назвать художественным. Это не «литература» в чистом виде. Перед нами документ, со всей очевидностью показывающий разрушительную и бесчеловечную сущность патриархального общества – общества, базирующегося на калечащих человека и давно отживших традициях. Сейчас в России много говорят о необходимости возрождения традиций, о неких мифологических достоинствах консерватизма, о «духовных скрепах» и корнях. «Искалеченная» как раз об этом  – о традициях и «скрепах». И о том, что они делают с человеком. Понятно, что в рамках феминистского дискурса на первый план выходит протест против мужского насилия и подчиненного места женщины. Но мы должны обратить внимание и на иной аспект – посредством калечащей телесной трансформации власть утверждает свое господство. Именно так, через тело проводится идея подчинения. 


Эту же тему, но уже в более привычных нам литературно-художественных формах развивает Венсан Уаттара. 


Роман «Жизнь в красном» – текст, написанный в традиционной для ушедшего постмодернизма манере «псевдоавтобиографии». Роман представляет собой своеобразное интервью: пожилая по меркам Буркина-Фасо Йели – ей 55 лет – рассказывает историю своей жизни alter ego  автора. Повествование насыщено бытовыми деталями – особенности повседневной жизни, пища, праздники и обряды, устройство дома – что позволяет читателю соприкоснуться с африканскими реалиями, буквально ощутить их. Мы видим, как девочку воспитывают в абсолютном подчинении, детям запрещают задавать вопросы, каждому предназначена определенная, проверенная веками роль. И снова власть утверждает себя через удаление клитора, словно бы еще более подчиняя женщину. Ведь стремление к свободе проявляется не только в уличных протестах или творчестве – оно в неконтролируемых чувствах и сексуальных желаниях. Сначала патриархальная власть в лице родителей запрещает задавать вопросы, а потом калечит тело.


Именно в телесных практиках проявляется стремление к свободе, к освобождению от диктата традиций и власти. Но патриархальная власть мстит за любую попытку бегства. И, что характерно, мстит еще большими телесными увечьями или, даже, физической смертью. Об этом повествует роман-скандал «Сожжённая заживо. Жертва закона мужчин», написанный под псевдонимом Суад.
Долгое время считалось, что женщина, скрывавшаяся за этим псевдонимом, – первая выжившая после того, что в арабской традиции называется «убийство чести», когда женщину, заподозренную во внебрачной связи, убивают. Чаще всего – сжигают заживо. В данном случае перед нами – душная, вызывающая клаустрофобию арабская повседневность Западного Берега реки Иордан. Традиционно-патриархальное общество здесь явлено во всей своей неприглядности. Женщина ценится в этом обществе меньше домашней скотины, а потому «лишних» девочек мать сама убивает сразу после рождения. Старшие девочки, родившиеся первыми, а потому «нелишние», ибо могут принести пользу через выгодный брак, проживают такую жизнь, что завидовать им в любом случае не приходится. Главная героиня нарушила семейные заповеди и позволила себе полюбить, за что ее облили бензином и подожгли. Она позволила себе распорядится своим телом по-своему, за что и была наказана. Ведь в патриархальном обществе тело принадлежит общине, семье, а не человеку. Объятая пламенем, Суад бежала и чудом спаслась.

Роман не однозначный, поскольку написан в результате восстановления подавленной памяти. Тереза Тейлор, исследовательница из Австралии, указала на ряд несоответствий в тексте, включая отельные культурно-бытовые реалии. Также неясной осталась и степень ожогов тела – в европейском издании это 70%, а в американском –  вообще 90%. Как бы там ни было, даже если сам текст и является художественном вымыслом, основан он на реальном положении дел и на реальной патриархальной традиции «убийства чести». А в нашем контексте нас интересует, прежде всего, феномен несвободы тела в патриархальном обществе.

Современная власть не случайно ратует за сохранение традиционной семьи и отказывается принимать любые иные ее формы, ограждая неприкосновенность биполярных патриархальных отношений даже юридически. Так дети ни в коем случае не должны узнать о многообразии семейных форм или возможности добровольной смены гендерной роли и свободе выбора гендера, ибо одно лишь это знание поставит под вопрос легитимность существования патриархальной власти. Сегодня нам кажется, что такие понятия как «детство» и «подростковый возраст» являются естественными и определенными природой. Между тем, мы забываем о том, что оба понятия есть не более чем продукт человеческой цивилизации, причем продукт весьма и весьма молодой – он создается лишь в XIX столетии, когда общество вступило в новый этап развития и механизмы контроля, заложенные в XVIII веке заработали в полную с силу. «Детство», которое нужно оберегать, – это лишь один из самых жестких механизмов властного контроля.


В дальнейшем я собираюсь продолжить эту тему, обращаясь, прежде всего, уже к научному дискурсу.