четверг, 28 марта 2013 г.

В гостях у Смерти



Помимо одиночества другая, не менее популярная тема скандинавской литературы – это тема смерти. Мне уже приходилось к ней обращаться, в данном же случае, опираясь на кое-какие старые публикации, хотел бы выделить наиболее интересные книги, максимально полно характеризующие эту тенденцию.
Человеком, открывшим во второй половине ХХ столетия «художественную дорогу» к смерти стал шведский писатель Стиг Дагерман. Он оставил, возможно, не очень богатое литературное наследие, но, при этом, оказал колоссальное влияние на сознание молодого поколения.
Четыре романа, две пьесы, дорожные заметки и множество крошечных рассказов – много это или мало для человека, покончившего с собой в двадцать шесть лет? Симптоматично начало его творческого пути: Дагерман осознал себя писателем в шестнадцать лет, когда случайный человек, страдающий психическим расстройством, убил его деда. Именно в тот трагический день, когда весть об убийстве дошла до него, Стиг Дагерман отправился в городскую библиотеку, испытывая острое желание написать поэму в память о дедушке. Поэма не состоялась, но желание писать более не оставляло его. Перед нами короткий и яркий творческий путь, начавшийся с убийства и закончившийся самоубийством. Темы стыда, вины и смерти навсегда становятся центральными в творчестве писателя.

Он покончил с собой в 1954, а в 1951 написал записку, адресованную второй жене Аните. Записка, хоть и разорванная, чудом сохранилась, и была найдена при разборе бумаг на его рабочем столе уже после смерти писателя. После написания этого послания, он прожил еще почти три года. Он жил, зная, что собирается сделать. Каково должно быть мироощущение человека, уже один раз простившегося с этим миром? Может, это была уже и не совсем жизнь, а долгое умирание. Дагерман будто бы уже покончил с собой, оставив миру лишь телесную оболочку.
            Предощущение смерти, превращающее реальную жизнь в умирание, вот, пожалуй, то чувство, которое пронизывает творчество писателя и то, что он передал по наследству новому поколению скандинавских литераторов. У Стига Дагермана есть маленький рассказ, в наиболее полной степени передающий суть этого парадоксального явления. Он называется «Убить ребенка». Пересказывать сюжет не имеет смысла, поскольку классического  сюжета, или того, что мы привыкли понимать под сюжетом, в данном случае нет. Случайная смерть ребенка под колесами автомобиля – вот доминанта рассказа. Здесь нет имен, но есть действующие лица. Две семьи на пороге трагедии. Солнечное воскресное утро, иллюзия счастья, видимость покоя. Писатель не скрывает от нас, что ребенок погибнет под колесами автомобиля буквально через несколько минут. Не пройдет и четверти часа, как мираж счастья испарится и люди окажутся посреди выжженной пустыни, полной горя и страданий. Герои рассказа еще не знают о предстоящей трагедии, но о ней знает читатель. Мы следим за светлой солнечной воскресной суетой этих людей, зная о приближающейся смерти.
           
Мы сталкиваемся если не с новой философией жизни, то с философией приближения к смерти. Что изменил Стиг Дагерман в окружающей реальности и в мире литературы? В самом факте осознания неизбежности смерти нет ничего принципиально нового. Мы все отдаем себе отчет, что с момента рождения с каждым днем мы приближаемся к смерти, но мы не думаем об этом каждодневно.  Осознание неизбежности конца не превращается в доминанту жизни психически нормального человека. Смерть, будучи частью реальности, в наше время всегда остается за дверью повседневности. Стиг Дагерман открыл эту дверь и впустил смерть в дом. Не только его герои или он сам оказываются проникнуты этим предощущением смерти, но он сообщает это чувство читателю, заставляя рассматривать поступки героев сквозь болезненную призму призрачности и краткости человеческого бытия.
Предощущение смерти может принимать разные обличья, подменяя жизнь, как уже было сказано, бесконечным процессом умирания как физического, так и метафизического. Причем, эти формы умирания могут органично дополнять друг друга, как это нам показал шведский писатель Торгни Линдгрен в романе «Шмелиный мед». Главная героиня романа, Катарина, чей «облик производил впечатление худобы, угловатости и безнадежности» находясь в глухой провинции, где читает лекции, получает приглашение от одного из слушателей, от которого «пахло разложением», а одежда на «его тощем теле висела мешком: казалось, он одолжил ее у кого-то…» переночевать в его доме. Если учесть, что он проспал всю ее лекцию, о чем Катарина знала, остается удивляться, как могла женщина в здравом уме откликнуться на приглашение столь «импозантной» личности. Тем не менее, это и есть завязка романа. Нелогичность поведения героев скандинавских произведений, их изначальная подчиненность стихии смерти, – явление распространенное. Катарина оказывается в доме Хадара, превращаясь в свидетельницу и участницу мучительного процесса умирания Хадара и его брата Улофа. Трагическая развязка совершенно очевидна. Впрочем, слово «трагическая» не совсем подходит к художественным произведениям скандинавских стран. Трагедия предполагает катарсис, очищение с последующим рождением светлой надежды. В данном случае, ни о каком катарсисе речи нет. Его просто не предполагается. Не будет ни очищения, ни светлой надежды. Вообще не будет ничего светлого.
В романе минимальное количество персонажей: Катарина, Хадар и Улоф. Все остальные действующие лица, а это Ларс и Минна, живут лишь в воспоминаниях братьев, связанных странной, патологической любовью-ненавистью. Роман «Шмелиный мед» – это своеобразный «гимн» процессу умирания. «Умирание – это тоже способ жить, заверил он, это в высшей степени жизнь, обостренное существование, которое, в общем-то, не дозволяет ничего говорить и показывать, человек есть, и больше ничего, человек лишь напрягается до предела, стараясь сохранить жизнь, чтобы она не осталась навечно неоконченной; когда умирающий говорит, то не для того, чтобы сказать что-то особенное, а просто чтобы убить время» – вот такая, немного путаная, философия умирания-жизни. Вот он – основополагающий культурный концепт, ставший краеугольным камнем современной скандинавской литературы – умирание как способ жить.
Хадар умирает от  рака, Улоф должен умереть из-за больного сердца и чрезмерного ожирения. Они оба на пути к смерти и прекрасно осознают данный печальный факт. Единственная их задача – пережить другого, лишь на несколько минут, но пережить. Катарина очень органично вписывается в эту атмосферу. Одинокая женщина, не слишком счастливая в нормальной жизни, она легко становится частью болезненной мозаики смерти. Эти, чужие для нее, люди, отвратительные в своем умирании, увязшие в собственных фобиях и ненависти, постепенно раскрывают перед ней душу, становясь объектами наблюдения для писательницы средних талантов.
Роман переполнен символами смерти и самой смертью: это и убитая Улофом кошка, и съеденная собака, и гнойники Улофа, и тошнотворный запах Хадара, и комната, в которой разместилась Катарина («Я обустроил эту комнату для отца, - сказал он (Хадар), - чтобы старику было где умереть. – Милая комнатка, - похвалила она. – По крайней мере он считал, что здесь хорошо умирать, - сказал Хадар.»), страшная смерть Минны, нелепая смерть Ларса. По частотности повторений слово «смерть» и все производные от него превышают все мыслимые пределы, превращая роман в историю смертельной болезни.
Улоф и Хадар фактически уже мертвы, и смерть их наступила после гибели сына Хадара – Ларса. Именно по их вине погибает юноша, выступая в романе символом всего живого, что было в их жизни (здесь звучит «цитата» из языческой раннесредневековой скандинавской мифологии – вспомним образ Бальдра, бога юности и весны, прекраснейшего из богов, смерть которого влечет за собой гибель богов).
Минимальное количество персонажей позволяет автору разобраться с тонкими нюансами психологии героев, но психологические портреты остаются размытыми. Единственным до конца прописанным героем становится именно смерть, а точнее, умирание. Являлось ли создание концепта «умирание» главной целью автора? Очевидно, Торгни Лингрен желал представить читателю сложную философскую притчу о смерти и смысле жизни, но философия оказалась слишком прозрачной, а физиологические подробности больше напоминают медицинский отчет.
Сюжет романа Торгни Лингрена «Шмелиный мед» заставляет провести параллели с романом норвежской писательницы Лин Ульман «Дар». С первых же строчек этого произведения мы понимаем, о чем пойдет речь и чем именно закончится сюжет. Главному герою, Юхану Слеттену, врач сообщает о приближающейся кончине. «Но когда врач в конце концов мимоходом произнес слово «метастаз», Юхан перестал убеждать его в чем бы то ни было. Метастаз! Всю свою взрослую жизнь Юхан ждал, что услышит это слово, ждал, боялся и предвидел. Даже теперь, после его смерти, нет причин скрывать, что Юхан Слеттен был безнадежным ипохондриком, человеком катастрофическим, и эта сцена – вечный кошмар ипохондрика, - разыгравшаяся сейчас между ним и врачом, репетировалась в его голове снова и снова со времен его молодости». Лин Ульман, как и многие другие скандинавские писатели, сразу представляет нам всю «экспозицию» романа. Далее, как и в романе Торгни Лингрена, мы становимся свидетелями долгого и мучительного умирания героя. Перед нами разворачивается история жизни Юхана. Впрочем, история рассказана не слишком подробно – писательница выделяет наиболее существенные факты биографии, включая детские воспоминания, не слишком удачный первый брак, рождение сына и взаимоотношения с ним же, наиболее существенные проблемы профессионального характера, второй брак. Жизненная канва намечена пунктиром, но этого оказывается вполне достаточно, чтобы понять психологию героя.
Постоянное обращение к физиологическим деталям – гнойникам, язвам, пролежням, истощенному телу Юхана, подробному описанию страшной болезни его отца – все это выступает своеобразной отсылкой к «Шмелиному меду» Т.Лингрена. Параллели настолько очевидны, что невольно возникает ощущение, что читаешь один роман.
Лин Ульман оказывается «смелее» своих коллег по писательскому цеху: она вводит Смерть как равноправный персонаж в ткань повествования. Происходит это в сцене разговора тринадцатилетнего  Юхана со смертью, в которой он просит ее не забирать больную мать, а забрать отца, мотивируя это тем, что он на десять лет старше матери. После этого разговора мать поправляется, а отец вскоре узнает о своей болезни. «Отец, этот маленький вонючий человечек, у которого нет друзей, этот кроткий мужчина, который всегда был так добр с Юханом, теперь испуганно плакал в гостиной». Обращают на себя внимание описание окружающих Юхана людей, в которых подчеркиваются их самые неприглядные стороны, неприятные физиологические детали, за которыми совершенно теряются положительные качества характера. В данном аспекте роман Л.Ульман опять же перекликается как с уже приведенными выше произведениями, так, впрочем, и со многими другими литературными экзерсисами скандинавских писателей. Невольно закрадывается мысль, что в данном случае мы имеем дело не столько с ипохондриком Юханом и его восприятием окружающего, сколько с неким  коллективным восприятием скандинавских литераторов окружающего человечества.
Смерть становится постоянным спутником Юхана. Она живет в его сознании, в его воспоминаниях, в окружающей действительности, давящей и неуютной. Смерть отца, смерть первой жены Алисе, смертельная болезнь самого Юхана – смерть в том или ином виде присутствует на каждой странице романа. Зная, что умрет, и смерть эта будет не самой легкой, он просит свою вторю жену, Май, избавить его от мучений. Эвтаназия запрещена, но Май готова совершить преступление, а главврач, Эмма Майер, согласна с этим решением и обещает хранить тайну. Это трагедия, но какая-то будничная, к ней готовились и ждали.
Какие латентные процессы должны протекать  в благополучном с экономической и социальной точек зрения обществе, если художественная литература совершает столь странный поворот, выбирая своей магистральной темой Смерть?  Даже не саму смерть, а медленный процесс умирания. Происходит подмена жизни приближением к смерти: незаметное смещение акцентов, приводящее к глобальным художественным трансформациям.

вторник, 26 марта 2013 г.

В лабиринтах одиночества - 2



«Маленький», «малый», «камерный» – именно такие прилагательные стали неотъемлемой частью характеристики практически любого явления современной скандинавской художественной литературы. Это литература «малых форм» и «маленького человека». «Маленький человек» финской писательницы Туве Янссон, о которой пойдет речь во второй части, и Ингер Эдельфельдт удивительно похожи, но в то же время и отличены. В языке Туве Янсон, пожалуй, больше полутонов. Ее рассказы и повести проникнуты духом романтизма, реалистические детали повседневности уходят на второй план, герои обретают «вневременной статус», в то время гак «маленький человек» Ингер Эдельфельд очень жестко привязан к сегодняшнему дню.

Маленький человек нередко становится случайным путником, наблюдателем, проходящим по жизни и не оставляющим следов. Так, рассказ Т.Янссон «Умеющая слушать», вошедший в одноименный сборник, повествует о женщине обладающей поистине бесценным даром – она, что и вынесено в заголовок, умеет слушать. В этом заключается ее талант, но более ни она сама, ни ее жизнь ничем не примечательны. Т. Янссон  делает акцент именно на этом таланте главной героини, подчеркивая идею о некоей предопределенности жизненного пути и важности роли любого человека на своем месте. Однако тетушка Герда, героиня рассказа, не кажется нам счастливой, а ее жизнь не вызывает зависти. Ее талант, конечно же, важен для окружающих и она щедро одаривала им мир, слушая и внимая окружающим, но для себя самой она не сделала ничего. Возможно, будучи дамой состоятельной, она не нуждалась в деньгах и не имела необходимости в работе как таковой. Тем не менее, на старости лет ее охватило почти маниакальное стремление составить генеалогическое древо семьи с указанием всех связей и тайн многочисленной родни – работа странная, на грани безумия, но захватившая ее целиком, что говорит об активности и целеустремленности женщины и, в том числе, об отсутствии должной самореализации. Символичным в рассказе оказывается и финал, когда Герда сворачивает законченную работу и делает пометку о необходимости сжечь это после ее смерти не читая – даже этот, главный и единственный труд ее жизни, не оставит следов. Составление генеалогического древа  превращается в символ человека-наблюдателя, странного хрониста, скрупулезно фиксирующего события чужой жизни. Именно для этого она употребила свой талант – умение слушать – для «фотографирования» чужих судеб.
Туве Янссон в малой прозе словно выступает духовной наследницей русских писателей XIX века – Чехова, Тургенева и пр., что проявляется в сочетании лиризма и легкого морализаторства. Несмотря на глубокий психологизм и «пастельные» оттенки повествования, Т.Янссон не редко «упрощает» историю, в финале едва ли не в лоб сообщая читателю главную идею рассказа и расставляя все морально-нравственные оценки. Безусловно, можно говорить и о специфике жанра малой прозы, когда на более чем ограниченном пространстве автор должен в полной мере выразить доминантную идею, избегая длиннот и излишеств. Впрочем, это ничуть не снижает художественной значимости произведений писательницы. В рассказе «Черное на белом», так же как и многие другие повествующем о «жизненных тупиках» маленького человека, мы сталкиваемся в финале именно с этим авторским приемом. Едва ли не все в рассказе имеет некую символическую нагрузку – это и благополучная жизнь, и дом, построенный по проекту жены, и невозможность нарисовать ее портрет (главный герой несколько раз пытался это сделать, но у него ничего не получалось). Даже стеклянные стены дома, не дающие сделать то, что так хочется главному герою, и то становятся символом общества-системы. Перед нами художник (показательно, что в рассказе у него нет имени), творческая личность, загнанная в бытийные рамки, и влачащая такую же серую жизнь как и любой другой «маленький человек». Он погружен в поиск «черного» в серой жизни, который приводит его в сферу инфернального: символичным выступает получение заказа - это иллюстрации к антологии страха. Именно этот заказ позволяет ему дать черную доминанту в своих рисунках, к чему он так давно стремился. Ему хочется передать темноту, являющуюся, по его убеждению, истинным выражением страха, а серое, по его словам, лишь передает «ощущение затаенного дыхания, предчувствие страха ожидание его». Однако творческий поиск и многодневная сосредоточенная работа приводит к неожиданному результату: после долгих исканий олицетворением истинного ужаса оказывается супружеская спальня – символ и апофеоз серости бытия. Для зрелого состоявшегося человека, всю жизнь верившего в правильность бытийных основ системы, осознание ложности реальной жизни может привести не к освобождению, а к полному и окончательному краху: разрушение старого дома становится символом рухнувшей жизни главного героя.
Иногда возникает ощущение, что для писателей стран северной Европы одиночество давно обрело тотальный характер, а общество всеобщего благоденствия не сделало человека счастливым. Или это не более, чем фантазии отдельно взятых писателей?

понедельник, 25 марта 2013 г.

В лабиринтах одиночества



Темы смерти, тотального одиночестве, конфликта человека и социальной действительности за последние десятилетия стали магистральными в литературе Скандинавских стран и Финляндии. «Случается, что человека больше нет. Когда тень – просто тень. Когда у человека больше нет взгляда, и смотрит он тряпичной куклой, и голос у него теперь ничейный, ничей» (Биргитта Тротсиг. Двойственность. Три саги. СПб, 2002, изд-во журнала «Звезда», С.159 – стр.149). Пожалуй, эта фраза  наилучшим образом характеризует сложившуюся ситуацию. 
Вся художественная литература Скандинавских стран сегодняшнего дня – это литература «маленького человека». Наиболее его полно проблемы отразила на страницах своих произведения современная шведская писательница Ингер Эдельфельдт. Она создает яркую галерею образов «маленького человека», зажатого в тисках повседневности, хорошо организованной, вполне комфортной, но лишенной человеческого тепла и счастья. Остроту ее произведениям придет как раз обыденность обстановки, в которую вписано действие романов, повестей и рассказов. Считается, что вершина творчества писательницы – это сборник рассказов «Удивительный хамелеон», где Эельфельдт максимально ярко передает страхи и фобии «маленького человека» современного шведского общества. На первый план среди прочих  в ее творчестве выходит социальная фобия, которой страдает по официальным данным огромный процент женского населения в странах Скандинавии и Финляндии.
Рассказ из этого сборника – «Выходной Хелены Петрен» – наиболее показателен. В самом начале повествования писательница подчеркивает, что жизнь героини тщательно отлажена: «Жизнь из шелка: мило обставленная квартира, приятная музыка, в холодильнике прохладный сок». «Хорошая жизнь – это вопрос правильного выбора, рассуждала она. Она нашла квартиру, какую хотела. Обустроила ее по собственному вкусу. Да и про себя она знала, что производит приятное впечатление». Обращает на себя внимание уже это ряд – хорошо обустроенная квартира и человек, она сама, производящая на окружающих приятное впечатление, видимо, как и выбранное жилье. Но  правильно организованной жизни явно оказывается недостаточно. Хелена тщательно готовилась к выходному дню, спланированному, как и все в жизни организованного человека заранее: «За зиму она обзавелась необходимым снаряжением. Она старательно подбирала. Сначала плед: она искала совершенно определенную клетку… потом корзина и все для пикника. Стакан из цветного стекла. Шляпа от солнца».
Она с нетерпением ждет выходного дня. И здесь мы сталкиваемся с характерными особенностями социальной фобии – это повышенная тревожность и поведение избегания. Люди, страдающие подобного рода фобиями бояться попасть в ситуацию, когда на них будут обращать внимание, будут вольно или невольно наблюдать за ними. Хелена погружается  в темную пучину тревоги ожидания – «Скорее всего это легкое чувство растерянности могло возникнуть от того, что день сегодня был необычный: она наконец-то взяла отгул посреди недели». Она предполагала ощутить подъем энергии, хорошее настроение – но вместо этого – «странный зуд». Оказавшись в парке, куда так стремилась, героиня ощущает острый приступ паники, оказавшись в непривычной для её жизни ситуации, она не понимает что надо делать дальше. «Домой,- думает она,- я должна вернуться домой. Это единственное безопасное место». Хелена даже боится поймать такси – боится возможной аварии. По дороге она вспоминает все предметы в своей квартире, все комнаты, цветы в горшках, вещи, наполнявшие её повседневность и без которых она вмиг потеряла ощущение цельности.
Тема тотального одиночества и социальной фобии была продолжена в романе Ингер Эдельфельдт «Созерцая собак». Рагнар, главный герой, стремится найти того, кто бы его любил. Но страх перед внешним миром и страх утратить привычное окружение сильнее. Страх перед новым, неизвестным обрекают его на одиночество.
Тексты Ингер Эдельфельд – это наиболее яркий пример раскрытия темы «одинокого маленького человека», но далеко не единственный. Это и повесть Хенрики Рингбум «Одержимость Мартины Дагер», и повесть Микаэлы Сундстрем «Вокруг нас небеса те вовеки вздымаются», и произведения столь популярного сегодня норвежского писателя  Эрлеанда Лу, и, прежде всего, его роман «Наивно. Супер», где перед нами разворачивается жизнь «социального аутиста», и многие другие.
Перед нами очевидная магистральная тенденция, которая требует дальнейшего внимательного рассмотрения. Но если вдруг вам захотелось погрустить, почувствовать вкус одиночества – скандинавская литература именно для вас.




Перепутье


Привет всем, кто заглянул!
Со дня своего основания "The crossroads" существовал как блог, посвященный исключительно литературе. Время шло, и постепенно становилось очевидно, что удержаться в рамках исключительно литературной тематики невозможно - постоянно возникают новые идеи, никак с литературой не связанные. Так, например, уже давно здесь обосновалась научная проблематика, пусть и в облегченном, "популярном", варианте. Нередко приходилось сдерживать собственные творческие порывы, напоминая себе, что блог-то у меня литературный. И в какой-то момент я решил предоставить себе полную свободу. В конце концов, где это еще делать, как не в собственном блоге? И как, простите за банальность, из куколки появляется бабочка, так и из блога появился журнал "Перепутье". Причем название полностью отвечает содержанию - пути у меня и правда бывают весьма запутанными.

Тематика журнала "Перепутье" теперь в полной мере отражает спектр интересов своего создателя - это литература, искусство, мотивация и философия успеха, гендерные исследования, психофизиология и культурология.

Несколько слов о себе. На протяжении многих лет занимаюсь культурологическими исследованиями и их популяризацией – пишу статьи, эссе, литературные обзоры для самых разных изданий; имею научную степень и звание. В анамнезе есть также заведование кафедрами, научная монография и сотрудничество с научными журналами. На сегодняшний день помимо прочего являюсь заместителем главного редактора "Вестника Психофизиологии".

Разделы журнала:

Литературные обзоры
В данном случае ничего не изменилось. В журнале представлены не столько аннотации и рецензии на отдельные книги, сколько небольшие обзоры тем и тенденций в литературе. Иными словами, прочитав один такой обзор, вы сможете составить представление сразу о нескольких изданиях. Работа литературного редактора - одно из моих занятий - позволяет, что называется, "сидеть" на информации.

Мотивация и креатив
В свое время мне довелось опубликовать целую серию статей в глянцевых журналах на тему мотивации, философии успеха и креатива. С тех пор тема не оставляет меня. Если вас интересует успех, вопросы организации себя, своей работы, пробуждения креатива, если вы любите мотивационную литературу - раздел как раз именно об этом.

Наука
Название говорит само за себя. Поскольку мои научные темы - это средние века, скандинавистика, гендер и психофизиология, то основная масса статей в разделе именно на эти темы.

Случайный взгляд
А здесь - полная свобода. В этом разделе я не буду себя ни в чем ограничивать, а потому здесь будут появляться публикации на самые разные темы - на что взгляд упадет.

Новости и объявления
Все актуальное: сообщения, новости из мира искусства, литературы и образования, объявления из "Вестника Психофизиологии".

Уголок Суоми
Раздел посвящен моей любимой стране - Финляндии. В разных журналах у меня вышло огромное количество статей о нашем ближайшем северном соседе. Буду постепенно выкладывать их и писать что-то новое.